Сергей Жигунов

Вести.ру, 12 июля 2010 г.
Константин Лавроненко: хочу сниматься бесплатно

Имя Константина Лавроненко в нашем сознании прочно связано с беспрецедентным успехом российского кино в Венеции и Каннах. Сам же актер не склонен зацикливаться на былых достижениях - предпочитает смотреть вперед и больше работать. Сейчас он снимается в многосерийном фильме "Однажды в Ростове" - криминальной саге о банде фантомасов, орудовавших в городе в 60-е. Играет диссидента, отправленного за крамольные рукописи на социалистическую стройку. О новой роли и о жизни после Канн мы поговорили с актером.

- Константин, после триумфа в Каннах вы наверняка можете себе позволить только главные роли. А тут второстепенный персонаж, да еще в сериале... Чем подкупил?
- Вы знаете, сценарий необыкновенно хорош. Уже на стадии читки чувствовалось, что это сильное литературное произведение. Перед тобой - живые люди. И я понимал, что здесь есть, где себя помучить, здесь можно с головой окунуться в ту реальность и посмотреть на себя в ней. Цепляло по живому - значит, за это надо браться. Тем более что проблема со сценариями стоит давно, и нехватка хорошей кинолитературы ощущается очень остро.

- Вы часто говорите, что вам интересны герои, которые больше и мудрее вас, до которых хочется расти. Здесь тот самый случай?
- Безусловно. Порошин живет в то время, когда большинство из нас сидело в кустах, боясь поднять голову, заявить о себе. А мой персонаж совсем иной. В 60-е трудно было даже представить себе такое. Это сейчас мы знаем, что были сильные люди, которые ничего не боялись. Но мы помним только великих: Солженицына, Ростроповича, Сахарова. А были люди простые, безымянные. Фактически каждый день они говорили: нет, я так не хочу, не буду жить. Я сделаю хоть что-нибудь, чтобы жизнь изменилась. Они не были наивными дураками и понимали, что так просто не сломать гигантский аппарат власти, подавления личности. Но без борьбы их существование лишалось смысла. Они были готовы прожить мало, но людьми, а не зайчиками такими. Порошин понимает, что ему немного времени отведено. Но кому-то ведь надо делать грязную работу, грузить уголь в прямом и переносном смысле, готовить почву – печатать литературу, писать и распространять письма, искать друг друга... Я, кстати, застал время, когда читали самиздат - того же Солженицына. Было страшно…

- На 60-е пришлось ваше детство. Как вспоминаете то время? Вы ведь родом из Ростова - помните новочеркасский расстрел голодного бунта? Историю с "фантомасами", легшую в основу сценария?
- О новочеркасском расстреле мы не знали вообще. Все было подавлено. Тех, кто не то что участвовал – знал об этом, куда-то отправляли - учиться, работать. Было жестко все стерто из памяти… У меня было обыкновенное советское счастливое детство, никоим образом не связанное с этими событиями. А вот про фантомасов мы все знали. Более того, последнее дело, на котором они попались, знакомо нам не понаслышке. Мы жили недалеко от того места, где все происходило, слышали выстрелы. Мама работала в том институте, где шла перестрелка и нам об этом рассказала. Но мы даже не думали, что это те самые фантомасы. Я был подростком, и мы не придавали этому значения, хотя понимали, что есть неуловимые какие-то преступники. Просто забить гол и подраться было намного важнее, чем обсуждать бандитов. Но я помню, как в городе об этом говорили.

- Большая часть съемок позади. Что оказалось самым примечательным?
- Общение с режиссером. Константин Павлович Худяков – просто потрясающий человек, профессионал, каких мало. Он делает настоящее кино, с ним интересно говорить, быть рядом. Трудно передать мое восхищение и наслаждение. Ты видишь перед собой такого огромного человека, такого художника и думаешь, как бы побольше пообщаться, побольше узнать. Рабочие моменты исчезают из памяти, а встреча с человеком таким, живой непосредственный контакт – никогда. На площадке сложилась удивительная атмосфера доверия, очень редкая по нынешним временам. В этом, конечно, заслуга еще и продюсера Сергея Жигунова.

- Он ведь тоже неслучайный человек в вашей жизни?
- Мы оба из Ростова, знакомы много лет, с детства. Его мама Галина Ивановна руководила самодеятельным театром, где играл и я. Сергей - мой друг, он настоящий человек, он дельный продюсер. Он понимает, что за режиссер снимает кино, и дает ему полнейшую свободу – охраняет его, заботится о нем. В кино сейчас такого вообще нет. За редким исключением. К тому же Сергей - мой агент уже много лет, его компания ведет мои дела. Он занимается тем, что связано с выбором сценария, с контрактами. Мне интересны его советы, и я чувствую с его стороны огромную поддержку.

- В этот фильм он вас пригласил как агент, как друг или "в порядке общей очереди"?
- Самое страшное, когда берут по дружбе. Андрей Звягинцев, отбирая актеров в свой второй фильм, Изгнание, сказал мне: Мы кино снимаем, а не друг друга. И за главную роль мне пришлось бороться. Так и должно быть. Если б Жигунов брал меня как друга, я бы уже давно и много снимался. Думаю, на сей раз это принципиальный выбор.

- Вас привыкли видеть в серьезных работах, в ролях отнюдь не легкомысленных людей – а не хотите попробовать себя, скажем, в мюзикле или комедии?
- Кто же этого не хочет? Без смеха жить нельзя - человек без юмора какой-то убогий. В моей жизни юмора достаточно. Но дело в том, что сейчас нет хороших комедий, они и не могут появиться. То, что есть, нелепо и грустно. Печальнее, чем все остальное. Впрочем, остальное тоже оставляет желать лучшего. Из 50 предлагаемых сценариев 45 ужасные. Из оставшихся пяти три ты читаешь с большой натяжкой. Очень часто просто не можешь читать, в груди что-то давит – настолько все плохо. А главное, много лет это продолжается, и непонятно, кому это надо. Что происходит с нами? Зачем все это пишется? Кто-то ведь тратит жизнь свою на это… Какие-то простые вещи, над которыми мы смеялись, например, у Гайдая, ушли из нашей жизни, они нас уже не рассмешат. Жванецкий пишет смешно, но в результате невесело становится. Наша жизнь такая… страшная.

- После получения вами приза в Каннах прошло три года. Что изменилось за это время? Коллеги, режиссеры стали относиться по-другому? Или уже все забылось?
- Много уже времени прошло, и глупо все время думать о Каннах. Ну, было, и что? Идут новые работы – и ты должен здесь уже быть, а не там. Это же бред, когда на съемочной площадке человек говорит: так, подождите, я вообще-то в Каннах приз взял. Нелепо и пошло, если он сам про это думает и, не дай бог, другим заявляет. Все прошло, чего уже шуметь по этому поводу. Сейчас разве что шутки остались. Когда, например, к Урсуляку прихожу на площадку, он говорит: Так, сейчас вам лауреат каннский покажет, как надо играть. Ну и так далее. Хотя существовало и другое, когда я приходил на съемки, и группа настораживалась: ну-ка, сейчас посмотрим, кого там наградили. Я же это ощущал! Это не добавляет хороших эмоций. Но чаще я вижу, когда все радуются, что что-то происходит. От этого такой кайф! Налаживается контакт со всеми, мы все вместе что-то делаем, появляется драйв, энергия – вот это важно.

- Из-за рубежа получаете предложения?
- Не часто, но бывает. Я работал и с BBC, и с Польшей, и с Чехией. Недавно закончились съемки чешской ленты "Кайинек". В августе премьера, работа была тяжелая, серьезная. Хочется, чтобы фильм зазвучал и вышел за рамки одной нации. А в России заканчивается работа по сценарию Эдуарда Володарского "У каждого своя война", снимает Зиновий Александрович Ройзман. На стадии принятия решений еще три предложения.

- В кино жизнь кипит, а в театр вы по-прежнему ни ногой?
- Ни ногой и ни душой. В редких случаях, когда я прихожу в театр, мне неудобно там что-то. Ничего не меняется. Но это не значит, что я прав. Прекрасный есть европейский театр – он настолько разнообразен. У нас все только намечается к перемене, но так медленно и робко…

- Через год вам 50. Для вас это важная дата? Что сами себе желаете на следующие полвека?
- Это вызывает только усмешку внутреннюю: Ничего себе! Да такого быть не может! Я не чувствую себя на 50. В физическом плане я в порядке. Возраст не страшен - лишь бы хватило сил для работы, чтобы подольше помогать близким. Хотелось бы, конечно, хороших ролей. Таких, чтоб было желание биться за сценарий, бесплатно сниматься, кинуться во что-то неизвестное. Страшно, если такой сценарий читаешь и понимаешь: эх, это ты уже не сможешь в силу возраста. Года бегут, ты держишься в диапазоне 38-45 лет и думаешь, как бы в нем подольше зависнуть. Видишь ведь, как известные актеры, друзья-однокурсники резко постарели. Этот сдал, этот с каким-то животом необъятным… Нужно следить за собой, чтобы хотя бы не противно на тебя было смотреть. Не спортом профессиональным, но хотя бы физкультурой заниматься. Но нужен еще свежий взгляд, азарт, а не лень - в этом смысле тоже надо себя держать. Ну и питание… Не хочу сказать, что, как балерина, сижу на диете, но когда куда-то приглашают, уже думаю: так, здесь себе бокал вина еще можно позволить, а здесь нет - завтра работать. У каждого свои ограничения и мера ответственности. И я не исключение.